«Большой вальс» от Берии и Сталина: тайная сторона марша пленных в Москве

17 июля 1944 года состоялось грандиозное мероприятие, вошедшее в официальные документы под названием «конвоирование военнопленных немецко-фашистских захватчиков по Москве», в оперативных документах НКВД зафиксированное как операция «Большой вальс», а в народной памяти оставшееся «парадом побежденных».

Были, впрочем, и иные, куда менее благозвучные названия, но об этом позднее. О данном событии немедля после его окончания многими самыми талантливыми советскими журналистами и писателями того времени были созданы весьма обстоятельные газетные статьи. Даже стихи написаны… Подробным образом запечатлено оно и в кадрах кинохроники. Тем не менее при ближайшем рассмотрении оказывается, что настоящей правды о «Большом вальсе» мы практически не знаем. Самое время это исправить.

Зачем были нужны «вальсирующие» фрицы?

Начнем разбираться с главного – тех мотивов, которые побудили руководство СССР к такому нетривиальному, достаточно затратному и при этом в определенной мере рискованному шагу. Вне всяких сомнений, найдутся те, кто немедля заявит: «Сталин подобным образом тешил собственное тщеславие!» Кто б сомневался, что найдутся. Что ж, ответ принят и засчитан, санитары уже едут… Те, кто пытается всю палитру событий Великой Отечественной объяснять либо «тиранством» Верховного, либо его «некомпетентностью», дальше могут не читать. Перейдем лучше к основной версии, бытующей в официальной историографии: «Большой вальс» был необходим Советскому Союзу для того, чтобы еще раз подчеркнуть масштаб сокрушительного разгрома Вермахта, осуществленного в рамках блестящей операции «Багратион», начавшейся 23 июня 1944 года и на момент проведения московского «парада побежденных» еще продолжавшейся, пусть и в своей завершающей стадии.

В ходе этой масштабнейшей серии сражений, относимой военными историками к числу «величайших битв всех времен и народов», немецкая группа армий «Центр» фактически прекратила свое существование – Красная армия оставила от нее, что называется, мокрое место. Фрицев вышибли не только с территории Белоруссии и Прибалтики, но и крепко потеснили в Восточной Польше, перенеся военные действия за пределы СССР. Вражеские потери в ходе этого воистину эпического побоища были ужасающи. Об их истинных размерах споры идут по сей день. Многие исследователи склонны считать даже цифру в 400 тысяч убитых и более 150 тысяч пленных нацистов сильно заниженной. Одних только генералов в плен угодило 21, что составляло чуть ли не половину чинов Вермахта такого уровня, командовавших его корпусами и дивизиями!

Вполне ожидаемо в стане наших «союзников» известия о столь ошеломительных победах Москвы, о которых она, что называется, «трубила из каждого утюга» (имея на то полное право!) воспринята была далеко не однозначно. В некоторых западных СМИ нашу страну принялись прямо обвинять в «приписках», преувеличении мощи и доблести своей армии. Особенно закономерно подобная реакция смотрелась в силу того, что у высадившихся примерно в то же самое время (6 июня 1944 года) в Нормандии британцев и американцев дела шли, мягко говоря, далеко не так хорошо – и это несмотря на то, что наиболее боеспособные части Вермахта в этот момент отчаянно пытались остановить РККА на Восточном фронте. За первые несколько недель их «победоносного наступления» немцы успели только в плен нахватать больше 20 тысяч «освободителей Европы» и решили… прогнать их с позором по Парижу. Когда? Да 17 июля 1944 года!

Отсюда нам становится ясно – дата «Большого вальса», на который были приглашены представители всех союзных СССР государств, была выбрана отнюдь не случайно. Иосиф Виссарионович хотел «макнуть» наших «союзничков» как можно гуще? Да вне всяких сомнений! И имел к тому абсолютно все основания – хотя бы за то, что с открытием «второго фронта» они тянули, что называется, до последнего. Вдумайтесь в суть происходящего – в тот самый момент, когда по столице Франции гнали американцев, англичан и канадцев (между прочим, осыпаемых плевками и побоями местных жителей, тех самых, что несколько месяцев спустя будут чуть ли не целовать траки американских танков), Сталин демонстрировал представителям США, Британии и Франции нескончаемый поток понуро бредущих по сияющей Москве разгромленных гитлеровцев. Нет, гений, право же, гений!

Была, безусловно, и еще парочка моментов. Красная армия к тому времени очистила от оккупантов советскую землю. Однако Верховный прекрасно понимал, что останавливаться на этом ни в коем случае нельзя – эта война должна завершиться в Берлине. Вернее, на его дымящихся развалинах, над которыми должен развеваться непременно красный флаг. Однако понимал он и другое – платой за Победу неминуемо станут еще сотни и сотни тысяч жизней наших солдат и офицеров, дальнейшее предельное напряжение всех сил тех, кто денно и нощно трудился в тылу. Людям нужно было напомнить о том, как верхушка Третьего рейха хвастливо обещала устроить парад своих головорезов в Москве. И именно убогий, жалкий, тем не менее вполне реальный «призрак» пришедшей убивать нас в 1941 году орды, в виде шагавших по улицам столицы при всех наградах и регалиях нацистских генералов и замыкавших шествие босых «сверхчеловеков» в замусоленных кальсонах, годился для этого как нельзя лучше.

Враг бит, унижен и несет справедливое возмездие! Но он еще не повержен окончательно, а значит, каждый нацистский вояка должен оказаться либо в земле, либо вот в такой позорной колонне. И окажется! Именно это, уверен, Сталин хотел сказать москвичам, всей исстрадавшейся стране, всему миру. Был и еще один подтекст. Нашим воинам предстояло наступать в Европе, в том числе и в Германии. От того, насколько ожесточенным будет сопротивление, которое они там встретят, зависело количество жертв войны, цена Победы. Будущие освободители показывали тем, в ком видели уже разбитого врага – мы будем милосердны настолько, насколько это вообще возможно после всех ваших злодеяний. Вас ждет искупление, но не тотальное уничтожение, которое вы готовили нам. Это было очень важное послание – с помощью его Сталин хотел сберечь как можно больше жизней, причем по обе стороны фронта.

Лучшая операция Лаврентия Павловича?

После приведенных выше фактов становится ясно, отчего автором идеи «Большого вальса» исследователи чаще всего называют именно Лаврентия Берию. Хотя, вполне возможно, что авторство тут двойное – мысль могла прийти в голову Иосифу Виссарионовичу после доклада руководителя НКВД о получении разведданных относительно готовящегося немцами «шоу» в Париже. В том, что две эти даты взаимосвязаны самым тесным образом, лично у меня сомнений нет ни малейших. Вообще говоря, за «Большим вальсом» стоит не просто огромная, а титаническая работа, проведенная советской разведкой и контрразведкой, где львиная доля явно приходится на ведомство Лаврентия Павловича. Откуда такая уверенность?

Ну, прежде всего, в силу того, что как раз оно занималось всем, что касалось военнопленных и только его «спецы» могли дать четкий и однозначный ответ на главный вопрос: не приведет ли воистину гениальная задумка к роковым последствиям. «Ну, какой тут мог быть риск, это же пленные?!» – скажет кто-то. Что ж, можно только позавидовать незамутненности сознания тех, кто мыслит подобным образом. Дело было, напомню, не в июле 1945-го, не после полной и окончательной нашей Победы над Третьим рейхом, а на год раньше. Ни Вермахт, ни нацистская партия, ни бесноватый фюрер, несмотря на тяжелейшие поражения, сломлены еще не были. Драться они намеревались до конца – и, как показали последующие события, свое намерение выполнили. И вот, в этот момент одна из воюющих стран впускает в собственную столицу без малого четыре пехотных дивизии противника! Напомню, среднестатистическая дивизия немецкой армии насчитывала примерно 17 тысяч человек, в «Большом вальсе» были задействованы более 57 с половиной тысяч пленных нацистов.

При этом сознательно была нарушена норма, строжайше соблюдающаяся всегда и всеми – отделение рядового состава от командиров, способных даже в плену составить грамотный план побега или бунта, воодушевить своих подчиненных на активные действия и возглавить их. В колоннах «парада побежденных» по столице шагали не только немецкие оберсты и полковники, но и генералы! Пленные? Не будем забывать вот о чем – к моменту событий, о которых мы с вами вспоминаем, добрая половина европейского «сопротивления», а в некоторых странах – едва ли не все оно, состояло как раз из советских военнопленных, сумевших вырваться из лагерей, и вместо того, чтобы тихо-мирно отсиживаться, забившись в укромные норки, продолживших вооруженную борьбу с гитлеровцами в составе партизанских отрядов и подпольных групп. Более того – восстание в концентрационном лагере Собибор 14 октября 1943 года подняли всего лишь 550 заключенных в нем красноармейцев! Три сотни из них сумели вырваться на свободу. Позднее, в 1945, с кусками мыла и вывернутыми голыми руками, из стен кирпичами на пулеметные вышки пойдут изможденные до предела, превратившиеся в живые скелеты, узники «блока смерти» Маутхаузена. Их тоже будет не более полутысячи – и они прорвутся! Впрочем, сравнение, безусловно, некорректно – здесь речь о советских, в основном русских людях, способных совершать совершенно немыслимое, а не о нацистах. Да я и не сравниваю ни в коем случае. Просто подчеркиваю: сотрудники НКВД обязаны были на все 100% увериться в том, что собранные в громадную массу в сердце нашей столицы гитлеровцы не почувствуют себя силой и не попытаются «взбрыкнуть». Остается только догадываться, каких масштабов была развернута агентурно-оперативная работа по изучению настроений среди пленных. Люди, которые хоть чуть-чуть «в теме», поймут. Остальные просто не представят. Как бы то ни было, главное тут – блестящий результат. Ни малейших проблем с шагавшими по Москве нацистами не возникло. Они были покорны судьбе целиком и полностью.

Имелась, впрочем, и другая опасность – если бы находившиеся в рядах зрителей рядовые москвичи не совладали с собственными эмоциями, дело могло бы закончиться отвратительным кровавым побоищем. Да, каждый разорванный на мелкие кусочки оккупант получил бы при этом ровно то, что заслуживал, но репутация нашей страны на международном уровне испорчена была бы попросту безнадежно. О том, что было бы, начни конвоировавшие фашистов бойцы НКВД применять ради их защиты от разъяренной толпы грубую силу, а то и оружие, я и говорить не хочу… Во многом предотвращению эксцессов способствовало, кстати, то, что объявлено по московскому радио о предстоящем позорном шествии было только в 7 утра дня его проведения. Тогда же вышел номер газеты «Правда», где дублировалось «информационное сообщение начальника милиции Москвы» о готовящемся конвоировании. В нем жителям столицы предписывалось «не допускать каких-либо выходок» в отношении пленных. Таковых и не последовало. Сохранились и вполне доступные для прочтения самые разные свидетельства о том, как собравшиеся в огромном количестве на улицах для «теплой встречи» несостоявшихся «властителей мира» москвичи реагировали на их появление и движение по улице Горького и Садовому кольцу – от личного рапорта Берии, адресованного Сталину, до воспоминаний одного из шагавших в срамных колоннах – Ханса Зимера. Лаврентий Павлович не удержался от того, чтобы приписать собравшимся «гневные выкрики»: «Смерть Гитлеру!», «Смерть фашизму!», а также пожелания проходившим мимо них гитлеровцам «сдохнуть». Такое, наверняка, было, но в очень малом количестве. Не слишком соответствуют истине и явно «бьющие на жалость» мемуары Зимера, в которых он с ужасом вспоминает о «явно отрепетированных многоголосых воплях «Гитлер капут!», «массовых плевках» в пленных и, очевидно до смерти перепугавших «истинного арийца» попытках женщин «наброситься с кулаками»… Москва, по большей части, встречала и провожала плетущуюся по ее улицам нацистскую нечисть молчанием. И молчание это показалось немцам страшнее любых выкриков, ибо было оно воистину гробовым…

Кое-что об организации и некоторых деталях

Организация «Большого вальса» была безупречной. Прежде всего, подготовка к нему проводилась в обстановке глубочайшей секретности. О готовящемся «параде» даже в Кремле, штабе Московского военного округа и НКВД знали далеко не все, а только лишь те, кому было необходимо. Многие непосредственные исполнители до конца не понимали смысл выполняемых действий, но работали, как всегда четко, подобно частям часового механизма. Лаврентий Берия и его подчиненные лишний раз показали – мелочей для них не существует. Для будущих «парадных колонн» пленных набирали не абы как, а лишь после тщательного медосмотра – каждый кандидат должен был передвигаться самостоятельно, выглядеть внешне здоровым. Еще не хватало возиться с падающими в обморок фрицами или того, чтобы вид их вызвал у кого-то обычную человеческую жалость к убогим и калекам! Такой медосмотр проводился дважды – как в лагерях, где изначально отбирались пленные, так и на станциях Белорусская-товарная и Беговая, куда их свозили.


О качестве его проведения свидетельствует то, что из почти 57 тысяч «танцоров» проходившего в жаркий летний день «Большого вальса», медицинскую помощь пришлось оказывать всего четырем. Мучить пленных никто не собирался – по прибытию в Москву им подвезли вдоволь воды. Однако «вдоволь» означало лишь то, что пить можно было сколько угодно – но не мыться, бриться или как-то еще приводить себя в приличествующий военному вид. Тут уж – нет… «Арийцам» предстояло предстать перед теми, кого они объявили «недочеловеками» и обрекли на тотальное уничтожение в своем истинном обличье – сломленных и жалких побежденных. Зато накормили фрицев, что называется, от души! От всего русского хлебосольства – наваристой кашей, добавив к ней хлеба и сала. И вот как раз с этим впоследствии вышла серьезная неувязка.

Во всех без исключения воспоминаниях о «Большом вальсе» фигурируют в качестве весьма характерной детали поливальные машины, которые шли за немецким строем, заливая потоками воды московские мостовые. В этом все авторы видят «символическое смывание фашистской грязи с советской земли». Символика была, не спорю. Причем даже двойная – если кто забыл, на Руси пол в доме испокон веков моют за покойником… Однако имелась и вполне реальная грязь – многих «завоевателей», сдуру обожравшихся того самого сала, за которым они приперлись к нам в 41-м, прежестоко подвели желудки. Сказалось, очевидно, и нервное напряжение – по имеющимся воспоминаниям, чуть ли не все гитлеровцы, узнав, что попали в Москву, были твердо уверены, что русские привезли их в столицу для какой-то чудовищной массовой публичной казни. Особенно сильно эту уверенность подпитывало осознание того, что именно такого исхода они, по большому счету, и заслуживали. Так что поливальные машины после шествия, которое многие москвичи тут же окрестили «поносным маршем», были более чем уместны. Как и раздававшиеся периодически выкрики конвойных бойцов НКВД (на чистейшем языке Гете и Шиллера, между прочим): «Где же хваленая культура немецкого народа?» Издевательство, скажете? Считаю, что нет – заслуженный позор, не более.

Кстати говоря, осрамились в тот день не только представители Германии. В колоннах шли, как оказалось, и выходцы из Франции – легионеры то ли Вермахта, то ли СС, углядев на трибуне стоявшего в форме французского генерала Эрнеста Пети, представлявшего там Шарля де Голля, эти стервецы принялись отчаянно верещать: «Да здравствует Франция! Генерал, мы не добровольцы, нас призвали насильно!» и тому подобные вещи, рассчитывая, очевидно, таким образом снискать снисхождение. Одним словом: «не виноватая я, он сам пришел…» Взбешенный генерал, готовый провалиться сквозь землю от жгучего стыда, густо оплевал таких «соотечественников» и назвал их мерзавцами.

Еще одна деталь, запомнившаяся большинству очевидцев «Большого вальса» – стоявший над идущими по Москве немецкими колоннами нелепый и смехотворный звон консервных банок. Нет, им их не навязывали специально в качестве издевательства – просто фрицы использовали жестянки как посуду для еды и питья. Однако при прохождении в колоннах звуковой эффект создавался, как от коровьего стада. Да, собственно говоря, стадом они на тот момент уже и были – опустившиеся, утратившие воинственную уверенность в том, что им принадлежит право решать: кому жить на этой земле, а кому нет, оборванные, небритые, с пустыми глазами, а кое-кто с заискивающими улыбочками на физиономиях. Некоторые современные авторы умудряются додуматься до того, что москвичи молчали, глядя на это убогое «воинство», из-за того, что «увидели в них таких же страдальцев войны, какими были их отцы, сыновья и братья» и где-то в глубине души «почувствовали жалость». Уверен – ничего подобного не было и в помине.

Сегодня благодаря Интернету нам доступны для просмотра документальные фотографии и кадры этого события. Вглядимся в лица людей, каждый второй из которых потерял кого-то из родных, погибших на фронте или замученных оккупантами, пережил бомбежки и артобстрелы, готов был насмерть драться на баррикадах за каждую улицу столицы… Нет там жалости, хоть убейте. Кровожадного злорадства тоже нет. Даже на лицах детей – какая-то суровая отрешенность, уместная для тех, кто присутствует при исполнении высшего Правосудия. Думаю, смертный холод и панический ужас охватывал гитлеровцев в тот день как раз от этого ледяного спокойствия, застывшего в глазах взиравших на них людей, каждый из которых судил и выносил приговор, не подлежащий обжалованию…

Ах, да, чуть было не забыл. Почему именно «Большой вальс»? Так назывался очень популярный в СССР с конца 30-х годов американский музыкальный фильм о жизни Иоганна Штрауса. К примеру, Иосифу Виссарионовичу он очень нравился и пересматривал он эту картину, в которой не было никакой войны, а только красивая музыка и любовь, неоднократно. Возможно, Берия, предлагая такое кодовое название, решил чисто по-человечески сделать приятное Верховному. Ну, и намек союзникам – как же без этого… Московский «парад позора» был, в гораздо меньшем масштабе, через месяц повторен в Киеве – Хрущев, как обычно, обезьянничал. В 1949 году СССР подписал Третью Женевскую конвенцию, подобные мероприятия запрещающую как «бесчеловечные». Но следующий «позорный парад» на нашей земле все же состоялся – в Донецке, по улицам которого 24 августа 2014 года провели пленных карателей. Впрочем, это уже совсем другая история.