Почему Европа жалуется в ВТО на возрождение российской промышленности

Брюссель обратился в ВТО с жалобой на так называемую дискриминацию, которую проявляет Россия в отношении европейских товаров и их производителей в нарушение взятых ею обязательств в рамках организации. Очевидно, что это прямой результат политики контрсанкций и импортзамещения, курс на которую взяла Москва после событий 2014 года. Но чего на самом деле мы успели добиться за прошедшие семь лет, и чего ждать от торговых разбирательств с Евросоюзом?

Хочется напомнить, что когда Россия вводила в отношении стран ЕС встречные санкции, звучало много ироничных комментариев. Дескать, поплачут несколько фермеров и садоводов, а потом переориентируют свою продукцию на иные рынки, а русские останутся без яблок, устриц и хамонов. Но, если верить данным Еврокомиссии, совокупный экономический ущерб в период с 2015 по 2019 годы составил 290 миллиардов евро. Неслабо. Так в чем же конкретно состоят претензии Брюсселя?



Первая претензия еврочиновников заключается в том, что западные компании теперь дискриминируются еще на стадии оценки заявки, поскольку стоимость некоторых товарных позиций для отечественных компаний с государственным участием получает субсидирование в размере 15%. В ЕС считают, что это ставит иностранные компании в невыгодное положение. Вторая претензия состоит в специальном перечне из 250 товаров, где до 90% позиций должны быть российского производства. Эти квоты касаются, например, автомобилей, медицинского оборудования, текстиля и многого другого, и они действуют в отношении государственных компаний. И третья претензия заключается в необходимости получать предварительное разрешение от профильных органов на закупку машиностроительного оборудования за рубежом. Таким образом, налицо действительно определенный протекционизм, но проводимый не в жесткой, а в мягкой форме. В случае настоящей торговой войны Россия бы просто закрыла иностранным компаниям доступ на свой внутренний рынок либо ввела заградительные пошлины. Но Москва этого пока не делает. Почему?

Давайте без лишних эмоций попытаемся оценить итоги программы импортозамещения. А выглядят они не вполне однозначными.

С одной стороны, за прошедшие с начала обострения отношений с США и Европой семь лет мы смогли довольно многого добиться в сельском хозяйстве. Наибольших успехов удалось достичь в мясной промышленности: импорт свинины сократился в 10 раз, говядины – в 2,5 раза, мяса птицы – в 2 раза. На 20% снизился импорт молока и молочной продукции, на 27% – различных овощей. По плодово-ягодной продукции сокращение оказалось самым скромным – всего 11%. При этом Россия является одним из признанных мировых лидеров в выращивании различных зерновых культур. То есть, прокормить самих себя в случае чего мы сможем, без краюхи хлеба не останемся. Продовольственная безопасность страны, в целом, обеспечена.

С другой стороны, имели введённые контрсанкции и свой отрицательный эффект. Недоуменный вопрос, почему народные морковь и картошка в России могут быть дороже экзотических южных бананов, был задан даже президенту Путину. Закрытие импорта из европейских стран в ряде случаев привело не к импортозамещению, а к импортерозамещению. Так, вместо норвежской рыбы мы стали закупать ее у далекого Чили. При этом сам Сантъяго в три раза нарастил объемы закупки селедки у Осло. Если честно, от этой схемы пахнуло «белорусскими креветками». К слову, именно Беларусь является одним из основных выгодоприобретателей от российской политики контрсанкций. Помимо упомянутых креветок, тут переупаковывались и иные подсанкционные европейские продукты питания. Доля Минска в нашем импорте продовольствия выросла с 13% в 2013 году до 40% в текущем. Также европейских поставщиков заменили собой производители из КНР и Латинской Америки. Для отечественного потребителя на практике это означает рост цен на прилавках. Сказанное означает, что полностью заменить всю линейку продуктов питания мы не в состоянии, поскольку в России бананы не слишком хорошо растут, а если бы и выращивались они в южных регионах, то все равно производство этих фруктов было бы неконкурентоспособным.

Еще сложнее дело обстоит в промышленности. Один из главных отечественных «реформаторов» Егор Гайдар нас когда-то с умным видом поучал, что никакие отечественные станки нам не нужны, все нужное купим за нефтедоллары на Западе. И вот теперь мы критически зависим от поставок импортного оборудования. По данным статистики, в 2013 году доля иностранных станков в России составляла 48,6%, а к 2018 году она снизилась до 47,3%. Не сказать, что прямо-таки произошел существенный прорыв. Главным поставщиком промышленного оборудования для нас является Западная Европа, в качестве альтернативы рассматриваются Китай и Индия, но качество техники там заметно ниже.

Возрождение отечественного станкостроения – это сложнейшая государственная задача, требующая комплексного системного подхода. Москва просто не может себе позволить разом отказаться от импорта западного оборудования, потому вынуждена прибегать к методам «мягкого» протекционизма. В жалобе Брюсселя в ВТО можно усмотреть желание европейских производителей сохранить свои позиции на российском рынке.