Задушит ли «шелковый пояс» Китая американскую анаконду?
В последние годы Китай озадачен реализацией концепции «Один пояс – один путь». Стратегия ориентирована, в первую очередь, на евразийское пространство, но в действительности ставит куда более амбициозные цели – превратить Китай в ведущую державу современности, формируя развитые связи между государствами.
В то же время, в Пекине всячески подчеркивают отличие китайской концепции от американских геополитических проектов, имеющих скорее неоколониалистский и империалистический характер и насквозь пронизанных антикоммунистической, а затем и антироссийской идеологией.
В ответ на попытки России и Китая сформировать новое объединенное экономическое пространство, Вашингтон еще в середине нулевых стал конструировать новые геополитические проекты. Один из них предусматривал создание Северо-Американского союза («The Union of North America» или «The North-American Union» — NAU), включившего бы США, Канаду и Мексику. Очевидно, что этот проект формировался под влиянием опыта Европейского союза, о чем свидетельствует и то, что авторы проекта предлагали упразднить национальные валюты стран Северной Америки – американский и канадский доллары и мексиканский песо.
Это решение должно было ускорить темпы экономического развития североамериканских стран. Но часть англосаксонской финансовой элиты такой подход не устроил, поэтому появились планы создания Трансатлантического союза, ядром которого должны были стать США, Канада и Великобритания, а валютой – британский фунт стерлинга. В этом случае фактически произошло бы возрождение Британской империи – пусть не в политическом, а в экономическом смысле, но где экономика, там и политика. Помимо планов трансатлантического сотрудничества, англо-американские финансисты планировали развитие подобного сценария и в Тихоокеанском регионе, только там ключевыми партнерами США должны были стать Австралия и ряд стран Юго-Восточной Азии.
Для реализации планов по формированию Транстихоокеанского союза американцам потребовалось бы нейтрализовать Китай. Отсюда – и поддержка уйгурских и тибетских национальных движений, и курс на развитие противоречий между Северным и Южным Китаем. Именно с Южным Китаем в случае распада КНР готовились сотрудничать американцы, тем более, что плацдарм мирового рынка в виде Гонконга и Макао на юге Поднебесной и так присутствует.
После того, как проект по развалу Китая был признан несбыточным, Вашингтон и Лондон пошли другим путем – взяли курс на дезорганизацию российско-китайского сотрудничества посредством введения санкций против России с одновременными попытками улучшения отношений с Пекином. Другое дело, что Китаю в целом куда выгоднее сотрудничать именно с бывшими советскими республиками – и Россией, и Казахстаном, и Белоруссией, что создает для Поднебесной перспективы развития концепции «Один пояс – один путь» и использования многочисленных возможностей сотрудничества с европейскими странами, открывающихся благодаря трансевразийскому пути. России в сложившейся ситуации следует также действовать в своих интересах, а они сегодня, как и сто лет назад, лежат в плоскости развития евразийского сотрудничества.
В то же время, в Пекине всячески подчеркивают отличие китайской концепции от американских геополитических проектов, имеющих скорее неоколониалистский и империалистический характер и насквозь пронизанных антикоммунистической, а затем и антироссийской идеологией.
В ответ на попытки России и Китая сформировать новое объединенное экономическое пространство, Вашингтон еще в середине нулевых стал конструировать новые геополитические проекты. Один из них предусматривал создание Северо-Американского союза («The Union of North America» или «The North-American Union» — NAU), включившего бы США, Канаду и Мексику. Очевидно, что этот проект формировался под влиянием опыта Европейского союза, о чем свидетельствует и то, что авторы проекта предлагали упразднить национальные валюты стран Северной Америки – американский и канадский доллары и мексиканский песо.
Это решение должно было ускорить темпы экономического развития североамериканских стран. Но часть англосаксонской финансовой элиты такой подход не устроил, поэтому появились планы создания Трансатлантического союза, ядром которого должны были стать США, Канада и Великобритания, а валютой – британский фунт стерлинга. В этом случае фактически произошло бы возрождение Британской империи – пусть не в политическом, а в экономическом смысле, но где экономика, там и политика. Помимо планов трансатлантического сотрудничества, англо-американские финансисты планировали развитие подобного сценария и в Тихоокеанском регионе, только там ключевыми партнерами США должны были стать Австралия и ряд стран Юго-Восточной Азии.
Для реализации планов по формированию Транстихоокеанского союза американцам потребовалось бы нейтрализовать Китай. Отсюда – и поддержка уйгурских и тибетских национальных движений, и курс на развитие противоречий между Северным и Южным Китаем. Именно с Южным Китаем в случае распада КНР готовились сотрудничать американцы, тем более, что плацдарм мирового рынка в виде Гонконга и Макао на юге Поднебесной и так присутствует.
После того, как проект по развалу Китая был признан несбыточным, Вашингтон и Лондон пошли другим путем – взяли курс на дезорганизацию российско-китайского сотрудничества посредством введения санкций против России с одновременными попытками улучшения отношений с Пекином. Другое дело, что Китаю в целом куда выгоднее сотрудничать именно с бывшими советскими республиками – и Россией, и Казахстаном, и Белоруссией, что создает для Поднебесной перспективы развития концепции «Один пояс – один путь» и использования многочисленных возможностей сотрудничества с европейскими странами, открывающихся благодаря трансевразийскому пути. России в сложившейся ситуации следует также действовать в своих интересах, а они сегодня, как и сто лет назад, лежат в плоскости развития евразийского сотрудничества.
Информация