Столкновение Ирана и Израиля: сомнения, вызовы и угрозы

Новость о возможной подготовке Израилем воздушных ударов по ядерным объектам Исламской Республики Иран резко всколыхнула международную повестку декабря, ранее метавшуюся где-то между Украиной и Тайванем. Последовавший же на днях зрелищный иранский ответ в виде тренировочных атак по макету, изображающему израильский ядерный комплекс в Димоне, ещё больше подлил масла в огонь.

В предыдущие десятилетия Израиль, по меньшей мере, дважды уничтожал ядерные объекты у соседних государств. В июне 1981 года военно-воздушные силы нанесли удар по иракскому реактору, а в сентябре 2007 года нападению подвергся уже сирийский комплекс.



Тем не менее в наши дни множество военных экспертов по всему миру сразу же усомнилось в том, что Израилю по силам сокрушить иранскую атомную программу. Например, очень показательна в этом смысле статья американской газеты The New York Times, вышедшая под заголовком «Israeli Defense Officials Cast Doubt on Threat to Attack Iran».

В схожем ключе высказался бывший сотрудник военной разведки Израиля, в частности занимавшийся и иранским направлением, Дэнни Цитринович (Danny Citrinowicz) на сайте (признанной в России нежелательной) организации Atlantic Council. По его мнению, Израиль уже не может разрушить атомную программу Тегерана без значительного ущерба для себя.

С позиций геополитики у Израиля и Ирана нет никаких объективных причин к войне. При шахском режиме в Иране у государств существовали вполне дружественные отношения. Однако сегодня налаживанию контактов мешает идеология с иранской стороны и привычка решать вопросы силой – с израильской.

Здесь и стоит отметить, что ядерное оружие уже давно не является прерогативой пятерки постоянных членов Совбеза ООН. Реальных членов «ядерного клуба», по меньшей мере, вдвое больше, чем их насчитывалось ещё полвека назад. Кроме того, есть немало государств, которых от получения атомного арсенала отделяет только политическое решение и «один поворот ключа».

К примеру, военные хунты Бразилии (1964-1985) и Аргентины (1976-1983) в семидесятые-восьмидесятые годы активно и, как сообщает ряд открытых источников, небезуспешно, работали в данном направлении. Буквально в одном шаге от своей ядерной бомбы в восьмидесятые находился Тайвань, пока проект был не закрыт под давлением США.

Сегодня далеко не самые передовые в экономическом и технологическом отношении страны – КНДР и Пакистан – имеют ядерные арсеналы. Это значит, что порог вхождения в клуб сегодня остается достаточно низким, и по мере движения вперед технического прогресса человечества он будет снижаться и далее. А значит Ирану преодолеть его вполне по силам.

Если Израиль всё же решится на атаку, то тут же возникают сразу две проблемы, дипломатическая и военная. Дипломатическая состоит в том, что перед миром возникнет вопрос, трактовать ли происходящее как акт агрессии. Если удары по иракскому реактору в восьмидесятые и сирийскому в нулевые можно было оправдать ведением боевых действий (обе арабские страны в состоянии войны с Израилем аж с 1948 года), то Иран войну Израилю никогда не объявлял.

В военном плане все также непросто. Если дело все же примет наиболее экстремальный оборот, то Тегеран, по всей видимости, имеет право обратиться в ООН, апеллируя к 51 статье Устава организации. И дело не в том, что иранское правительство всерьез захочет получить какую-то помощь от международного сообщества или вытребовать санкции против Иерусалима. Очевидно, что ни того ни другого не последует.

Но можно ожидать, что обозначив себя как мишень внешней агрессии, Тегеран провозгласит на весь мир, что отныне не будет разборчив в методах для борьбы.

Иранский ответ на удар может оказаться на порядок сильнее того, что испытал Израиль в 1991 году от режима Саддама Хусейна. Если иракцы били по Израилю хаотично, то иранский ответ может оказаться куда более прицельным.

Ещё 14 декабря иранская газета Tehran Times вышла с короткой заметкой с говорящим заголовком «Just one wrong move!». Текст был иллюстрирован картой Израиля, покрытой красными отметками потенциальных целей.

Конечно, обе страны, и Израиль, и Иран, имеют безусловное право на индивидуальную и коллективную самооборону. Однако грань, отделяющая превентивные удары от агрессии, достаточно размыта.

А что Россия? Если же говорить о возможной позиции Кремля, то тут все очень сложно.

С одной стороны, соседство с ядерным Ираном едва ли кому-то нужно. В первую очередь потому, что это резко подстегнет атомные военные программы в Турции и монархиях Персидского залива, которые смогут вложить в них куда больше ресурсов – и результат получат куда как быстрее. Да и с самим Ираном последние лет триста отношения, прямо скажем, складывались непросто – с войнами, интервенциями и массой взаимных претензий.

Однако нюанс в том, что Иран, помимо прочего, применяет и российские системы ПВО: С-300, С-200, «Куб», «Тор-М1». Если Израиль сумеет успешно провести свою атаку сквозь частокол ЗРК, это станет гигантской антирекламой для всего российского ВПК.

Да, у иранцев есть немало собственных образцов ПВО, например, «Бавар-373», который заявлен как аналог С-300. Однако можно не сомневаться, что любой успех авиации Израиля мировые СМИ станут толковать как повод пнуть именно российский ВПК. Просто потому, что это даст лишние заказы для Raytheon и Lockheed Martin, но ещё – повод поиздеваться над никчемным вооружением русских, которые, дескать, способны в XXI веке производить лишь безнадежно отставший хлам.

Хотя РФ совершенно точно не является союзником нынешних властей Ирана или, тем более, её нельзя назвать врагом Израиля, но у Кремля есть очевидная заинтересованность в том, чтобы наглядно продемонстрировать, как ПВО российского производства способно дать отпор. И дело далеко не только в торговле вооружением.

Не говоря уже о том, что если потери понесет ВВС Израиля, особенно из числа «золотых» F-35, то пробоину получит репутация американских боевых самолетов. Весьма недешевых в закупке и, особенно, эксплуатации. В 2018 году Израиль уже терял свой F-16, сбитый отнюдь не самым новым сирийским «Буком».

Ну и конечно любой ирано-израильский обмен ударами скажется на стоимости нефти и природного газа. И масштаб такого подъема котировок находится в прямой зависимости от размаха боевых действий. А также от того, пострадают ли нефтяные поля аравийских монархий или окажется ли под угрозой минирования сам Ормузский пролив.

В целом же, позиция России это роль наблюдателя, без шансов на вмешательство на любой из сторон. Не всегда адекватная дипломатия так и не сумела превратить успехи наших военных в Сирии в значительный рост влияния Москвы на Ближнем Востоке. Укрепились контакты разве что с Египтом. Богатые арабские монархии Персидского залива же, щедро накормив Москву обещаниями, в итоге традиционно оставили ее без контрактов.

И россиянам остается лишь следить. Где-то за ценами на нефть – на экранах ноутбуков, а где-то за движением воздушных целей в иной обстановке на совсем других дисплеях. В конце концов, конфликты между настолько высокоорганизованными противниками в мире происходят не так уж часто.