Негласная «мобилизация»: Как российский тыл обеспечивает нужды СВО

Война, даже локальный конфликт – очень ресурсоёмкое мероприятие, каждый день которого обходится недёшево. Специальная военная операция на Украине с самого начала не вписывалась в типовые рамки «локальности», во всяком случае, географически; и длится она уже более двух месяцев. За это время, расход одних лишь «золотых» крылатых и баллистических ракет разных типов превысил тысячу единиц, не говоря уж об обычных боеприпасах, горючем и ресурсе техники. Были и потери наших воинов, которые требовали восполнения.

При грандиозном масштабе этих затрат, не похоже, что войска испытывают дефицит военных машин, топлива или снарядов (в отличие от ВСУ, которые, не будь поставок с Запада, уже остались бы практически без тяжёлого вооружения).



Но также нельзя и сказать, что российская экономика перешла на рельсы военного времени, и бросила все усилия на нужды фронта и победы. Перестройка существующих логистических цепочек идёт не столько для снабжения войск на передовой, сколько из-за вновь введённых западных санкций. Для простых россиян, за вычетом спекулятивного скачка потребительских цен в марте-апреле и некоторых «подсанкционных» бытовых неудобств, в целом ничего не изменилось; страна как будто бы живёт обычной жизнью.

Означает ли это, что военная операция проводится только за счёт наличных людей и материальных средств, которые имелись в самом начале?

Нет, это не так: части пополняются свежими силами, боекомплекты пополняются, а изношенная техника заменяется. По понятным причинам, абсолютное большинство информации об этих мероприятиях скрыто от посторонних глаз, но есть косвенные признаки, по которым можно прикинуть общую картину.

Подкрепления, подкрепления

Самая животрепещущая, во всех смыслах, тема – это, конечно, количество задействованных в операции людей, потери и восполнение последних. Эта же тема является и самой сложной для изучения, ввиду как недостатка конкретики, так и избытка спекуляций и откровенных фейков.

Численность российских войск в зоне боевых действий оценивается экспертами (в кавычках и без) по-разному, и якобы находится в пределах 60-200 тысяч человек. При этом, кто-то учитывает только сухопутные войска, кто-то только силы на линии соприкосновения, кто-то вообще все задействованные силы, включая лётчиков, моряков, Росгвардию и союзные войска Республик.

Ещё большим туманом скрыты наши потери. Украинская пропаганда, без лишней скромности, «настрелял»а уже больше двух десятков тысяч «орков» и тысячи единиц техники – но на то она и пропаганда. Наше МО последний раз озвучивала суммарные потери 25 марта, и на тот момент они составляли 1351 человека убитыми и 3825 человек ранеными, а за прошедшее время, конечно, несколько возросли.

Восполняются они из нескольких источников. Во-первых, само собой, выбывших заменяют другие военнослужащие действительной службы по контракту. Во-вторых, по линии военкоматов развёрнута кампания по найму «на контракт» дополнительного количества людей, из числа уже отслуживших – факт этот бесспорен, но действительные условия, которые предлагаются кандидатам, автору неизвестны. Можно предположить, что не все эти «активированные резервы» отправляются в зону боевых действий, а какая-то их доля идёт на пополнение частей внутри страны, уже отправивших некоторые подразделения для участия в СВО. Не надо забывать, также, что эти подразделения ротируются: проработав какое-то время, отводятся в тыл для отдыха и пополнения.

В-третьих, достаточно активно идёт формирование добровольческих подразделений и вербовка в российские ЧВК. Известно, что уже несколько тысяч волонтёров прошли краткие курсы интенсивной подготовки в Российском университете спецназа в Чечне под эгидой самого Кадырова, ещё более 4 тысяч добровольцев в составе нескольких отрядов выставило казачество; не остался в стороне и знаменитый «оркестр Вагнера». Здесь они указаны отдельно от прочих контрактников, потому что материальные условия и обеспечение их службы, насколько можно судить, отличаются от кадровых войск и Росгвардии.

Трудно сказать, насколько успешно идёт наём контрактников. По опыту зарубежных армий, во время военных кампаний число желающих завербоваться на службу обычно падает. С другой стороны, недавно западное аналитическое агентство International Crisis Group заявило, что по его сведениям, у российского военного ведомства пока нет дефицита добровольцев.

Кроме того, в России в обычном порядке идёт весенний призыв на срочную службу, а начиная ещё с 18 февраля – ежегодные сборы резервистов. Через последние, по слухам, в этом году планируется «прогнать» большее количество людей, чем обычно. (И неудивительно, учитывая, какая сейчас международная обстановка). Но – ни срочники, ни резервисты в боевых действиях участия не принимают.

Военная продукция

Судить о материально-техническом обеспечении наших войск несколько легче, так как сам предмет обсуждения – нагляднее. Во всяком случае, благодаря многочисленным видео из зоны боевых действий, мы можем сказать, что количественного недостатка в технике и снаряжении нет, хотя и не всё оно первой свежести.

В первой половине апреля подняла некоторый шум запись с эшелоном военной техники, часть которой (например, установки «Град» на базе ЗиЛ-131) была явно ещё из советского запаса, снятая с консервации. Позже стали появляться свидетельства использования и других довольно старых (РСЗО «Ураган», буксируемая пушка «Гиацинт-Б» и т.д.) и/или вроде бы чисто экспортных (модернизированная БМП-1 «Басурманин») образцов. Это придало новый толчок слухам о якобы колоссальных потерях России в технике.

На самом деле, «ушатывание» старых образцов в локальных или второстепенных конфликтах – обычная практика, и не только советской/российской, но и зарубежных армий. Обычно таким образом экономится ресурс современной техники, которая может срочно понадобиться для борьбы с более серьёзным противником (актуально, не так ли?) Тем более, что устаревшие образцы всё же являются для войск СВО далеко не основными, а часть из них, вероятно, была передана нашим союзникам.

Кроме того, военным машинам, как и людям, требуется ротация. Широко распространено заблуждение, будто армейская техника настолько прочна и надёжна, что может оставаться исправной чуть ли не десятилетиями – но в реальности, работая с перегрузкой в очень неблагоприятных условиях, машины выходят из строя довольно часто, и это без учёта вражеского воздействия. Пока выбывшие единицы находятся в ремонте или на техобслуживании, войска на передовой получают запасные из резерва. А размах операции на Украине оказался таким, что пришлось расчехлить и «атаманский запас». Иногда наши войска используют даже взятые у украинцев трофеи - не пропадать же добру.

Что касается производства, каких-либо цифр в открытом доступе нет. В отличие от Украины, где военные предприятия ещё в марте вынуждены были кинуть клич о срочном найме рабочих всех специальностей для восполнения убыли, на российских биржах труда нет массового спроса на кадры для оборонных заводов – следовательно, либо с ними нет проблем, либо предложения рассылаются в адресном порядке.

Интересно, также, что с началом СВО прекратили работу интернет-сайты ряда предприятий-производителей военной техники. Этому, предположительно, две причины: обеспечение безопасности от кибератак и временное прекращение приёма сторонних заказов, ввиду стопроцентной загрузки по контрактам Минобороны.

Глубина наших глубин

Самая масштабная за весь постсоветский период, военная операция на Украине, несомненно, является самой актуальной темой для подавляющего большинства россиян. Интересно, что сторонники и противники СВО распределены в обществе сверху донизу довольно равномерно, и их позиция основывается не столько на материальном достатке или уровне образования, сколько на личных убеждениях.

При этом, патриотический актив, поддерживающий операцию словом и делом (например, сбором средств и доставкой гуманитарной помощи), включает представителей самых различных идеологий, от коммунизма до монархизма, и множество аполитичных граждан. В некотором смысле, эта картина схожа с той, которую мы видим в зоне боевых действий, когда в одной колонне российских войск идут машины под государственным и «царским» триколорами, и алым знаменем Победы. Не прекращая своих философских споров, каждая «партия» старается внести свой вклад в победу над врагами России.

Ещё есть достаточно широкая прослойка «болельщиков», которые плотно следят за новостями с фронтов и активно обсуждают их. Хотя эта группа и настроена в отношении СВО позитивно, пожалуй, именно её представители чаще других поглощают информацию некритичн.

Наконец, есть некоторый процент явных противников кампании, которые частью просто сильнее прочих пострадали от санкций – а частью убеждённые противники существующего в России строя, либо даже сторонники киевского режима. Первые, «отощавшие», в основном, сосредоточены на своём уровне жизни, и утверждают, что его падение якобы «спровоцировано» началом СВО; хотя на самом деле санкционное давление на нашу страну начало усиливаться несколькими месяцами ранее.

Вторые, прозападно мыслящие «оппозиционеры» (зачастую, более или менее «профессиональные»), практически сразу объявили специальную военную операцию «немотивированной агрессией» и «преступной войной» против «демократической Украины». К счастью, эта диссидентская публика весьма немногочисленна, и, в большинстве своём, не рискнёт пойти дальше антироссийских лозунгов в соцсетях и на стенах. Впрочем, западные спецслужбы не перестают просеивать её разными способами в поисках «человеческих боеприпасов», чьими руками можно будет совершать акты саботажа и диверсии.

Таким образом, на данный момент военная операция, скорее одобряется большинством населения – но это одобрение само нуждается в моральной подпитке. Пока что общественное мнение мало влияет на ход кампании, но чем дольше она затянется, чем большее напряжение потребуется от общества, тем сильнее будет негативное воздействие «токсичных элементов», хоть последних и немного. Сойти на нет оно может только под действием элементов патриотических; а последние, в свою очередь, будут тем сильнее, чем скорее руководство страны откажется от нынешней противоречивой – «одной рукой бьём, второй делаем примирительные жесты» – политики и риторики в отношении украинских фашистов.