У России есть два пути восстановления былой мощи: «мягкий» и «жесткий»

Распад СССР и его «мутация» в СНГ, в геополитическом плане означавшая утрату Москвой контроля над четвертью территории, где проживало около 40% населения, поставил перед бывшим советским обществом закономерным вопрос: что делать?

Однозначного ответа на этот вопрос не существует до сих пор, есть только условные «попытки» хоть как-то решить проблему. Хотя все многообразие «решений» укладывается в простой выбор между: согласиться с суверенным статусом новоиспеченных государств и поддерживать идею их дальнейшего развития или, наоборот – прикладывать усилия к возвращению их в «родную гавань» (есть масса других «вариантов ответа», вплоть до полного политического самоубийства или ядерного апокалипсиса, но тут я их рассматривать не буду).



По сути, отказ от ответа на этот вопрос десятилетиями продолжает определять судьбу десятков миллионов людей во всем мире. Если с первым вариантом все понятно – строительство государственности, «возрождение мов», мягкая и тотальная дерусификация, многовекторность (которая на поверку всегда оказывается формой русофобии) – как итог, то варианты развития второго выбора существенно более разнообразны. Некоторые сторонники второго варианта считают, что это должно быть возрождение Советского Союза, при этом, как правило, у них нет четкого ответа на предмет идеи и формы государственного устройства будущего государства, другая часть говорит о необходимости создания некоего мощного военно-экономического альянса, при этом оставляя в стороне даже попытки сформулировать сверхидею, которая выступит цементирующим раствором нового блока.

При этом предполагается суверенитет всех стран-участниц, что, в общем-то, заранее обрекает такое образование на короткое и непродуктивное существование. Стоит ли говорить, что при создании сверхпроекта всегда должен быть центр принятия решений, а независимость и суверенитет, как правило, носят декоративный характер (НАТО во главе с США, ОВД во главе с СССР, например)?

Современная же концепция интеграционных образований приводит к бесконечному «перетягиванию одеял» среди государств-участниц – каждое из них старается максимально защитить свои интересы и извлечь выгоду, и почти всегда во вред самому образованию. Более того, номенклатура получивших независимость окраин постоянно будет проводить политику по выделению и отделению сознания населения от «общеимперского» (империя – это хорошо, все остальное – плохо. Это если знать историю. Если учить ее по учебникам Кредера, то Россия уже давно должна была себя «убить»), ибо страх потерять «кусок пирога» для новоиспеченных «элит» гораздо страшнее всякого коллективного Запада. Другими словами, Москва как бывший центр для них представляется опаснее Запада, центр которого – Вашингтон, находящийся географически намного дальше.

Помимо этого, местные власти прекрасно понимают, что для Западного мира лучше иметь много формально независимых государств на территории бывшего противника, давая тамошним «элитам» вдоволь «наесться», нежели одно большое и сильное государство, империю, коими, несомненно, был Советский Союз и Российская империя. Такое согласие англосаксонского мира и руководителей молодых республик приводит к развитию местечковой «историографии», языковым патрулям, господству в республиках нерусской (по факту антирусской) визуализации, «мове», «латинке», «древней культуре древнего народа», «многовекторности» во внешней политике («кто больше даст – тот и друг») – всему тому, что воспитывает поколение, как минимум не отождествляющее себя со сверхпроектом, не мыслящее в рамках Большой идеи, а как максимум – презирающее все то, что строили наши предки последнюю тысячу лет. Раскованность, джинсы и «мобила» оказываются в разы привлекательнее космических кораблей, излечения рака и совести.

За примерами далеко ходить не надо – Украина и Казахстан в качестве максимума, а Белоруссия в потенции, где молодое поколение либо смотрит на Запад (адепты либерально-потребительской мифологии), либо вовсе не мыслит в рамках Большой идеи (уместно вспомнить местную поговорку: моя хата с краю – ничего не знаю).

К слову, Белоруссия – наглядный пример того, как местные, те, кого по недомыслию называют идеологами, используют события Великой Отечественной войны для перекраивания сознания населения от Большой идеи большого и сильного государства к борьбе за независимость и «сохранение нации». Ведь в образовании, официальной публицистике и СМИ основной акцент делается на событиях войны, непосредственно происходивших на территории БССР, и участвовавших в ней уроженцев Белоруссии (вчера встретил у одной дамы пассаж, что «и Наполеон, и Гитлер грабили Беларусь»).

Напомню, что на государственном уровне в Белоруссии и Казахстане проводится не «Бессмертный полк», а «Беларусь помнит» и «Поклонись героям» соответственно. Поэтому, пока попытки что-то строить только на идеологии Великой Отечественной войны в рамках бывшего СССР не просто бесполезны, но и контрпродуктивны.

Равно как и нельзя ничего строить на «дружбе народов» или «евразийской» идентичности. Для сверхпроекта необходима сверхидея, которая будет стоять превыше интересов «незалежностей» и «культур национальных окраин». Также у всех сверхпроектов есть титульный народ, который выступает защитником всех малых народов и примером для подражания, иными словами – народ-творец.

В Римской империи таким народом были римляне, в Американской – англосаксы-пуритане, в нашей таким народом может быть только (триединый) русский народ (великорусы, малорусы и белорусы), а идеей – только Идея Справедливого Мира, которая существует в концепции «Москва – Третий Рим», изложенной еще в конце XV века митрополитом Московским Зосимой.

Суть концепции выражается в строительстве государства по православным канонам – по справедливости – и служении Правде, которая, разумеется, заключена в православии (Правда = Библия = Закон). Государство и государь – защитники всего православного мира. На этой концепции и выросла Россия, обреченная стать Империей, на территории которой мирно уживались и православные, составляющее подавляющее большинство населения, и мусульманские народы, проживавшие по большему счету в своих этнических границах, что не создавало никаких прецедентов для межконфессиональной (и межнациональной) розни, а также множество других конфессий (протестанты всевозможных деноминаций, католики, представители различных шаманских верований и т. д.).

Для представителей нерусских народов нахождение в составе Империи было выгодно в первую очередь тем, что Идея Справедливости обеспечивала им экономическую стабильность и безопасность, защиту их культуры и традиций, выход на большой российский рынок, технологический рывок, возможность получения образования.

Взамен Москва, конечно же, получала возможность рекрутского набора на новых территориях, разведку и добычу ископаемых, размещение промышленности и ведение торговли. Конечно, в Российской империи не все благие начинания удалось довести до конца: две победившие революции, гражданская война, установление власти большевиков, нарисовавших миф о «страшном русском царизме» и «великорусском шовинизме», война с православием – все это в итоге привело к забвению истинных идеалов России, подмене Русской Идеи на материалистическую идеологию, порождению новых, ранее не существовавших народов, что привело к разделению и появлению в дальнейшем неустойчивых образований (СССР, СНГ, ЕАЭС), на территории которых до сих пор происходят социальные потрясения, в корне которых – обычно русофобия.

Причиной этого является выбор идеологов местных номенклатур концепции «мы – не Россия», ошибочно полагая, что только так можно защитить свои владения. Ведь возможна и конфедерация русских государств – Белоруссии, Великороссии (РФ), Малороссии, Новороссии, Преднестровья – и российских (всех остальных) в тесном военно-политическом союзе, с общей этнической идентичностью (для русских государств) и цивилизационной (для русских и российских государств), с общим образом идеального будущего, армией, валютой, внешней политикой. Как вариант – как говорит Вассерман, соединенные государства Америки, так и мы можем говорить о соединенных русских государствах.

Таким образом, эффективной политикой Москвы на территориях бывшего СССР стало бы не переделывание старых большевистских лозунгов и концепций на новый лад, не создание шатких и малоэффективных объединений вроде ЕАЭС, Таможенного союза, СНГ, ОДКБ, а только постоянное движение в сторону воссоздания России в полном территориальном и идейном смысле этого слова.

И тут у нас есть на выбор два пути: «мягкий» и «жесткий». Первый, как я выше описывал, – конфедерация во главе с Москвой. Это более медленный, но спокойный путь. Он позволит за 15–20 лет вернуть сознание населения утраченных территорий в русло Большой идеи. То, что из себя представляет «жесткий» путь восстановления целостности России, думаю, описывать излишне – понимают все.

Вопрос остается в выборе формы, ибо все остальные «сверхпроекты» либо уже доказали свою несостоятельность, либо на их проверку не хватит ни времени, ни людей, а молодые «нероссийские» (антироссийские) суверенитеты не смогут устоять перед глобальными испытаниями. Что делать? Ответ напрашивается сам…