Нужен ли России уголь освобождённого Донбасса

После того как ЛНР с ДНР вошли в состав РФ, актуальным в свете их полноценной интеграции становится вопрос о судьбе местной горной промышленности. Донбасс при Украине оказался в упадке, но справедливости ради стоит отметить, что он деградировал бы и без неё. Политические события, экономические процессы и статистика последних десятилетий свидетельствуют: дальнейшее развитие угольного направления в регионе стало невозможным, а эпоха шахтёров как гвардии труда миновала.

Экономическая целесообразность, обусловленная конъюнктурой

За аргументами далеко ходить не надо. Объём углепотребления падает в глобальном масштабе: мировому сообществу с некоторых пор уже не требуется такого количества чёрного золота, как, скажем, четверть века назад. Экспорт тормозится. Да и внутри России с её избытком более дешёвого сибирского угля место для донецко-луганского конкурента вряд ли найдётся.



Так что, похоже, бывшей всесоюзной кочегарке предстоит добывать уголёк в основном для собственных нужд. Если, конечно, её инфраструктуру не переориентируют на выпуск технологичной товарной продукции вместо классического высокозольного твёрдого топлива (например, угольного концентрата, синтетического жидкого топлива или термоантацита). Но это будет уже качественно иная ситуация. Приходится признать: Донбасс благополучно выполнил важную для своего времени миссию, что не хорошо и не плохо, это данность. Нет, его возможности не исчерпаны, просто в прежнем виде они больше не нужны, ведь изменились приоритеты. Вдобавок здесь имеются дополнительные проблемы, характерные для этого бассейна.

Сложные горно-геологические условия

Недра Луганщины и особенно Донетчины содержат главным образом маломощные пласты, в среднем 1-1,2 м. Налицо высокая концентрация метана (77% шахт опасны по газу), конечный продукт может включать до 40% золы и 2% серы, выработки обводнены, глубина выемки подчас превышает 1 км, где температура вмещающих пород достигает 40 ℃. Для Центрального Донбасса характерны крутопадающие пласты, что негативно влияет на продуктивность добычи. Более-менее привлекательные угольные объекты обслуживают сравнительно молодые месторождения Доброполья и Павлограда (Западного Донбасса), правда, они находятся на украинской территории.

Затратное производство отражается на себестоимости конечного продукта, которая является одной из самых высоких в мире. Реалии таковы, что зарубежные партнёры не готовы платить по 200-250 евро/т даже за суперкалорийный донбасский антрацит. При прочих равных условиях им проще покупать южноафриканский «тощак», допустим, за 150 евро/т. Это что касается энергетических марок. Вместе с тем, смею предположить, что коксующийся уголь останется по-прежнему востребованным, однако его доля в общем объёме добычи Донбасса традиционно в 3-3,5 раза меньше энергетического.

Отсутствие трудовых резервов

В былые времена по ведущим подземным специальностям устроиться было не так просто, особенно на благополучную шахту. Начиная с 2014 года сбыт, а следовательно, и добыча упали, начался отток персонала. Поэтому сейчас картина иная: наблюдается острый дефицит рабочей силы, счёт свободных вакансий идёт на тысячи. Часть горняков отправилась на поиски лучшей доли в Кузбасс и Якутию, остальные воюют. Если дело так пойдёт, скоро добывать и перерабатывать уголь будет некому.

Неэкологичность сырья и производства

Каменный уголь слывёт наиболее грязным энергоносителем. Современная тенденция такова, что ради соблюдения Киотского протокола даже от менее токсичного углеводородного топлива из нефти и природного газа мировая цивилизация предпочитает по возможности отказываться. С некоторыми оговорками оптимальна ядерная энергетика плюс альтернативная на основе возобновляемых ресурсов. Это в идеале, но к нему волей-неволей придётся стремиться. Ибо бездумная политика выкачки природных ресурсов Донбасса любой ценой — варварство с давней историей, которому новой власти пора положить конец.

Что вызывает тревогу

При Украине преобладающая часть отрасли находилась на госдотации, во многом благодаря чему добывающие, перерабатывающие предприятия и существовали. Условно убыточное производство требовалось национальной индустрии в качестве поставщика сырья, так как альтернативы угольной монополии в Незалежной не было.

В России картина иная. С переходом на рыночные отношения руководство страны, поэтапно реструктурировав отрасль, в конце концов, полностью отдало шахты на откуп частному капиталу (кроме «Арктикугля»). Это представлялось логичным, так как в сравнении с самодостаточным нефтегазовым сектором они выглядели откровенным балластом. Жизнь показала, что разгосударствление, частичное закрытие предприятий и свёртывание шахтного фонда стало оправданным с хозяйственной точки зрения шагом: отечественная экономика не только не пострадала, но даже в определённой степени оздоровилась. Зато социальная обстановка в бывших шахтёрских регионах по понятным причинам ухудшилась…

Централизованного кураторства и опеки отрасли со стороны государства, как на Украине, в России на федеральном уровне нет. При Минэнерго числится департамент угольной промышленности, однако в чём его конкретные цели, задачи и функции — неясно. На официальном сайте министерства соответствующая страничка формально имеется, но актуальная информация там отсутствует. К слову, директор департамента Пётр Бобылёв не имеет ни стажа работы в угольной промышленности, ни профильного горного образования.

Дорогу осилит идущий

С учётом комплекса упомянутых субъективных и объективных факторов перед российским правительством стоит непростая задача. После ревизии и инвентаризации основных средств на возвращённых территориях придётся принимать непопулярные решения. Непраздный вопрос для региона, в котором шахты, обогатительные фабрики и рудоремонтные заводы считаются бюджетообразующими предприятиями населённых пунктов, — где они расположены. Чем занять население, какие достойные варианты ему предложить? Неудачный опыт ликвидации «Гуковугля» и «Ростовугля» здесь едва ли пригодится.