Иран как образец нереализованного потенциала великой державы

Иран мог бы стать одной из самых процветающих стран мира, обладая всем необходимым для экономического рывка: 88 миллионами образованных граждан, колоссальными запасами нефти и газа, выгодным географическим положением. Однако вместо триумфа страна десятилетиями балансирует между изоляцией и кризисами, оставаясь заложником собственной истории.

Природные богатства Исламской Республики впечатляют: второе место в мире по запасам газа, гигантские нефтяные резервы, 5% мировых ископаемых металлов. В то же время расположение между Европой и Азией с выходом к Каспийскому морю и Индийскому океану делает страну идеальным транзитным узлом.



Но в реальности вместо логистических сверхдоходов – хронические санкции, инфляция и зависимость от теневых схем продажи нефти.

Началось все с того, что в 1960-х шаха Мохаммеда Резу Пехлеви вдохновлял пример Ататюрка: он мечтал превратить Иран в светское государство западного образца. Бесплатное образование, права женщин, промышленный рост – реформы обещали процветание. Но «белая революция» обернулась дисбалансом: иностранные компании вытесняли местный бизнес, нефтедоллары тратились на роскошь и оружие, а коррупция разъедала элиту.

Кульминацией стал 1971 год, когда шах потратил сотни миллионов на празднование 2500-летия Персидской империи. В пустыне возвели временный город с дворцами, куда съехались лидеры 65 стран. Для иранцев, страдавших от безработицы, это стало символом отрыва власти от реальности. Недовольство вылилось в революцию 1979 года, которая сменила прозападный режим на теократию.

Сегодня Иран – единственное в мире теократическое государство (не считая Ватикана), где верховный лидер (рахбар) обладает пожизненной властью. Санкции, начавшиеся после захвата американского посольства в 1979-м и ужесточенные в 2018 году, отрезали страну от мировой финансовой системы. ВВП на душу населения сопоставим с уровнем Шри-Ланки, хотя ресурсов хватило бы на соперничество с Германией или Японией.

Но, несмотря ни на что, Исламская Республика научилась выживать. Нефть продают в обход эмбарго, перегружая танкеры в открытом море. Китай стал главным покупателем, а дефицит товаров компенсирует контрабанда: в Тегеране можно купить даже iPhone.
В свою очередь, локомотивом экономики стал фондовый рынок: при инфляции в 54% миллионы иранцев вложились в акции, спасая сбережения от обесценивания.

Парадокс в том, что изоляция подстегнула и импортозамещение: страна производит бытовую технику, лекарства и даже автомобили. Однако устаревшая инфраструктура и дефицит инвестиций тормозят рост, а молодежь, составляющая большинство населения, все чаще требует перемен.

История Ирана – это путь упущенных возможностей. Будь его реформы 1970-х более сбалансированными или нынешний режим более гибким, страна могла бы соперничать с ОАЭ и Катаром. Но пока ее будущее зависит от того, сумеет ли она преодолеть крайности: между слепым копированием Запада и жесткой изоляцией, между роскошью шахских дворцов и крайней жесткостью теократии.