ООН дала старт новой войне
23 апреля ряд информационных агентств и СМИ сообщили о заявлении генерального секретаря ООН Антониу Гутерриша о возвращении холодной войны, которое он сделал в ходе интервью шведскому телеканалу SVT. Необходимо отметить, что это не первое заявление генсека ООН, констатирующее начало новой холодной войны, ранее он выступил с подобного рода заявлением в Совете Безопасности ООН 13 апреля 2018 года, за несколько часов до нанесения США, Великобританией и Францией ракетного удара по Сирии.
Антониу Гуттериш отмечает несколько кардинальных отличий между классической и новой холодными войнами. Холодная война вернулась с реваншизмом, говорит он, однако если раньше США и СССР полностью контролировали противостоящие блоки, теперь США и Россия не контролируют игроков, участвующих в международных конфликтах, и также разрушены механизмы, обеспечивавшие ведение диалога между сторонами, участвовавшими в прежней холодной войне.
«Репортер» ранее уже предпринимал попытку дать кратко- и среднесрочный прогноз развития международного кризиса с участием США, Великобритании и России (см. материал «Запад накроет Россию «геополитическим штормом»). При этом очевидно, что долгосрочный прогноз, а также подбор каких-либо работающих стратегий для России возможен только в случае помещения ситуации в более широкую рамку, нежели текущий конфликт России и Запада, в настоящее время сформированный санкционной политикой США, практически официальным признанием России страной-изгоем, официальным признанием России «ревизионистской державой», инициированным Великобританией делом Скрипаля и кризисом в Сирии.
Наиболее подходящей рамкой сторонам кажется «вернувшаяся», согласно словам Антониу Гутерриша, «холодная война». Собственно, и американские, и российские государственные деятели в течение последнего времени неоднократно заявляли, что сейчас отношения между США и Россией хуже, чем в годы «холодной войны».
Как представляется, целесообразно рассмотреть и более широкую рамку, нежели предлагаемая политической элитой участников конфликта «холодная война». На самом деле речь идет о конкурентных взаимоотношениях ведущих мировых держав, и накоплен большой исторический багаж различных фактов и событий, в которые на протяжении длительного времени преломлялись эти конкурентные взаимоотношения.
По меньшей мере, разумно рассматривать не только рамки «классическая холодная война», «новая холодная война», но и процессы и события, приведшие к развязыванию в 1914 году Первой Мировой войны, а в 1939 году – Второй Мировой войны.
Рассмотрение коллизий между ведущими мировыми державами в такой «большой рамке» позволяет выявить некоторые закономерности развития кризисов в указанные периоды, а также отметить, в силу чего цепочки развития кризисов иногда приводили, а иногда не приводили к потере управления и сползания к катастрофе.
Развязывание Первой Мировой войны представляется в большей степени результатом деятельности технических специалистов (военных и инженеров), нежели политических деятелей. Пока политики занимались упражнениями в стиле классического «равновесия сил», технические специалисты упорно и последовательно создавали архитектуру будущего глобального конфликта, путем проведения консультаций и заключения соглашений между генеральными штабами, реализации мероприятий в рамках исполнения этих соглашений (в качестве одного из примеров можно рассматривать ускоренное строительство железных дорог в западных регионах России с помощью французского капитала), военного планирования, включая создание эффективных, но не гибких мобилизационных систем, оперативных планов вроде «плана Шлиффена», и ускоренного внедрения технических новинок, вроде «дредноутной революции» и «дредноутной гонки».
При этом в формировании тройственной Антанты в 1907 году трудно даже под микроскопом отыскать «германский след», так как сближение Великобритании, Франции и России, как известно, стало результатом ослабления позиций будущих партнеров Британии по Антанте в ходе англо-французского Фашодского инцидента 1898 года и российского военного поражения на Дальнем Востоке в 1904-1905 годах.
Ни колониальные кризисы в Марокко, ни кризисы на Балканах, включая и Сараевское убийство, ни в отдельности, ни в совокупности не тянули на разумный и полноценный casus belli для политиков Антанты и Центральных держав. Однако согласно планам и прогнозам технических специалистов 1914 год выглядел для Берлина и Вены последним «окном возможностей», после которого стратегический прогноз для Центральных держав стремительно ухудшался.
Так как планы технических специалистов у обеих сторон будущего глобального столкновения выглядели убедительно, и существовали представления о возможностях быстрого, в течение примерно полугода, достижения целей, политикам показалось разумным согласиться с их предложениями.
Сползание к Второй Мировой войне представляло собой абсолютно обратный сценарий. Репутация технических специалистов в катастрофе 1914-1918 годов была необратимо подмочена, и поэтому лидирующая роль принадлежала политикам, которые в 1933-1939 годы создали политическую архитектуру предстоящего конфликта. Пришедший к власти в Германии Адольф Гитлер никогда не скрывал своего намерения пересмотреть условия унизившего Германию Версальского договора, и был убежден, что окончательное решение могло быть только военным.
Несмотря на серию невоенных ревизий Версальской системы, включая ввод немецких войск в Рейнскую область, аншлюсс Австрии, передачу Судетской области Германии согласно Мюнхенским соглашениям, англо-германское морское соглашение, политическое решение британского правительства о неизбежности военного столкновения с Германией было принято после объявления Германией протектората над Богемией и Моравией, что было расценено в Лондоне как выход за рамки Мюнхенских соглашений.
Технически политическое решение о начале Второй Мировой войны со стороны Великобритании было принято предоставлением премьер-министром Невиллом Чемберленом гарантий Польше в 1939 году.
Напомним, что аналогичное политическое решение о неизбежности войны с Западом за пересмотр Версальских соглашений немецким руководством было принято фактически с момента прихода национал-социалистов к власти. Как известно, немецкие профессиональные военные в меру своих сил составляли оппозицию Гитлеру при обсуждении вопросов предстоящих операций до начала Второй Мировой войны.
Холодная война 1946-1991 годов заметно отличалась по своей конструкции от предыстории двух предыдущих глобальных конфликтов. Участники холодной войны очень быстро (США и страны Западной Европы в 1949 году, СССР и европейские социалистические страны в 1955 году) выстроили политическую и техническую (военную) архитектуры предстоящего конфликта.
Фактически, с момента создания НАТО в 1949 году, мир находился в одном шаге от развязывания глобального конфликта, и если создание Организации Варшавского договора в 1955 году что-то изменило в этой ситуации, то только то, что перспектива глобальной ядерной войны отодвинулась на полшага дальше.
Решающую же роль в развертывании и последующем окончании холодной войны сыграл третий компонент архитектуры, идеологический. Идеологическое противостояние свободного мира и стран социалистического содружества парадоксальным образом придало перспективу и конструктивность устрашающим сооружениям холодной войны, поскольку ключи к победе в противоборстве необходимо было искать не столько в военных решениях, катастрофичность которых интуитивно осознавалась обеими сторонами, сколько в развертывании преимуществ конкурирующих образов жизни.
Можно было выиграть экономическое соревнование, первыми отправить человека в космос, высадиться на Луне, колонизировать Марс, построить коммунизм к 1980 году, или расширить число своих клиентов в Третьем мире, или «распропагандировать» население оппонентов так, чтобы они добровольно, или более-менее добровольно приняли ценности другой стороны, что, собственно в итоге и реализовалось.
При рассмотрении основополагающих документов холодной войны, в частности фултонской речи Уинстона Черчилля, так называемой «длинной телеграммы» Джорджа Кеннана, или, например, соответствующих разделов решений съездов КПСС выявляется определенное сходство между ними, так как идеологический выбор каждой из сторон трактовался как, если можно так выразиться, «добросовестное заблуждение», и демонтаж соответствующей идеологической конструкции означал автоматически и демонтаж генерируемого ею конфликта.
Заметим, что в настоящее время (условно определим его как «новая холодная война») основным признаком является полная компрометация и военных, и политических и идеологических инструментов. Фактически каждым шагом и конечным результатом в конкуренции ведущих мировых держав (1914-1918 годы, 1939-1945 годы, 1946-1991 годы) опровергался каждый следующий рабочий инструмент конкуренции. Сначала стерли в порошок военных, затем политиков, затем идеологов.
Можно спорить о том, когда именно началась «новая холодная война», в 1998 году ли, как считал Джордж Кеннан, комментируя обсуждавшуюся тогда политику расширения НАТО на Восток, в 2008 году ли, как предположили на Западе, обсуждая операцию российских вооруженных сил в Южной Осетии, в 2014 году ли, когда так было квалифицировано возвращение Крыма в состав России, или в 2018 году, как утверждает генеральный секретарь ООН Антониу Гуттериш, говоря о развитии кризиса вокруг Сирии. В любом случае, упомянутые даты фиксируют определенные стадии одного и того же процесса.
На деле «новая холодная война» представляет собой конкуренцию ведущих мировых держав в многополярном мире, каждая из которых действует в рамках собственных национальных интересов. В каком-то смысле это «raison d'État без raison d'État» и «Realpolitik без Realpolitik», так как инструменты урегулирования многосторонних кризисов методом равновесия сил, видимо, безвозвратно утеряны в ходе развития ведущих мировых держав.
В практике методов Ришелье, Бисмарка, Ллойд-Джорджа, Рузвельта, Черчилля и Сталина, скорее всего, могло бы быть найдено решение частным случаям вроде российского суверенитета над Крымом, политической реконструкции в Сирии, или воссоединения КНР и острова Тайвань.
Также следует отметить, что в настоящее время исчезла ещё одна характеристика времен классической холодной войны и предшествовавших войн – массовые вооруженные силы и мобилизационные экономики. Сегодня вооруженные силы ведущих держав скорее напоминают элитные профессиональные армии периода Ancien régime и «кабинетных войн», невзирая на всю изощренность технологического оснащения.
Таким образом, позволителен вывод, что то, что происходит сегодня, это ни холодная война, ни новая холодная война. Скорее, «многополярная конфронтация», и основным вопросом в ней в настоящий момент является то, как игроки могут легализовать и гарантировать свои интересы и приобретения.
Антониу Гуттериш отмечает несколько кардинальных отличий между классической и новой холодными войнами. Холодная война вернулась с реваншизмом, говорит он, однако если раньше США и СССР полностью контролировали противостоящие блоки, теперь США и Россия не контролируют игроков, участвующих в международных конфликтах, и также разрушены механизмы, обеспечивавшие ведение диалога между сторонами, участвовавшими в прежней холодной войне.
«Репортер» ранее уже предпринимал попытку дать кратко- и среднесрочный прогноз развития международного кризиса с участием США, Великобритании и России (см. материал «Запад накроет Россию «геополитическим штормом»). При этом очевидно, что долгосрочный прогноз, а также подбор каких-либо работающих стратегий для России возможен только в случае помещения ситуации в более широкую рамку, нежели текущий конфликт России и Запада, в настоящее время сформированный санкционной политикой США, практически официальным признанием России страной-изгоем, официальным признанием России «ревизионистской державой», инициированным Великобританией делом Скрипаля и кризисом в Сирии.
Наиболее подходящей рамкой сторонам кажется «вернувшаяся», согласно словам Антониу Гутерриша, «холодная война». Собственно, и американские, и российские государственные деятели в течение последнего времени неоднократно заявляли, что сейчас отношения между США и Россией хуже, чем в годы «холодной войны».
Как представляется, целесообразно рассмотреть и более широкую рамку, нежели предлагаемая политической элитой участников конфликта «холодная война». На самом деле речь идет о конкурентных взаимоотношениях ведущих мировых держав, и накоплен большой исторический багаж различных фактов и событий, в которые на протяжении длительного времени преломлялись эти конкурентные взаимоотношения.
По меньшей мере, разумно рассматривать не только рамки «классическая холодная война», «новая холодная война», но и процессы и события, приведшие к развязыванию в 1914 году Первой Мировой войны, а в 1939 году – Второй Мировой войны.
Рассмотрение коллизий между ведущими мировыми державами в такой «большой рамке» позволяет выявить некоторые закономерности развития кризисов в указанные периоды, а также отметить, в силу чего цепочки развития кризисов иногда приводили, а иногда не приводили к потере управления и сползания к катастрофе.
Развязывание Первой Мировой войны представляется в большей степени результатом деятельности технических специалистов (военных и инженеров), нежели политических деятелей. Пока политики занимались упражнениями в стиле классического «равновесия сил», технические специалисты упорно и последовательно создавали архитектуру будущего глобального конфликта, путем проведения консультаций и заключения соглашений между генеральными штабами, реализации мероприятий в рамках исполнения этих соглашений (в качестве одного из примеров можно рассматривать ускоренное строительство железных дорог в западных регионах России с помощью французского капитала), военного планирования, включая создание эффективных, но не гибких мобилизационных систем, оперативных планов вроде «плана Шлиффена», и ускоренного внедрения технических новинок, вроде «дредноутной революции» и «дредноутной гонки».
При этом в формировании тройственной Антанты в 1907 году трудно даже под микроскопом отыскать «германский след», так как сближение Великобритании, Франции и России, как известно, стало результатом ослабления позиций будущих партнеров Британии по Антанте в ходе англо-французского Фашодского инцидента 1898 года и российского военного поражения на Дальнем Востоке в 1904-1905 годах.
Ни колониальные кризисы в Марокко, ни кризисы на Балканах, включая и Сараевское убийство, ни в отдельности, ни в совокупности не тянули на разумный и полноценный casus belli для политиков Антанты и Центральных держав. Однако согласно планам и прогнозам технических специалистов 1914 год выглядел для Берлина и Вены последним «окном возможностей», после которого стратегический прогноз для Центральных держав стремительно ухудшался.
Так как планы технических специалистов у обеих сторон будущего глобального столкновения выглядели убедительно, и существовали представления о возможностях быстрого, в течение примерно полугода, достижения целей, политикам показалось разумным согласиться с их предложениями.
Сползание к Второй Мировой войне представляло собой абсолютно обратный сценарий. Репутация технических специалистов в катастрофе 1914-1918 годов была необратимо подмочена, и поэтому лидирующая роль принадлежала политикам, которые в 1933-1939 годы создали политическую архитектуру предстоящего конфликта. Пришедший к власти в Германии Адольф Гитлер никогда не скрывал своего намерения пересмотреть условия унизившего Германию Версальского договора, и был убежден, что окончательное решение могло быть только военным.
Несмотря на серию невоенных ревизий Версальской системы, включая ввод немецких войск в Рейнскую область, аншлюсс Австрии, передачу Судетской области Германии согласно Мюнхенским соглашениям, англо-германское морское соглашение, политическое решение британского правительства о неизбежности военного столкновения с Германией было принято после объявления Германией протектората над Богемией и Моравией, что было расценено в Лондоне как выход за рамки Мюнхенских соглашений.
Технически политическое решение о начале Второй Мировой войны со стороны Великобритании было принято предоставлением премьер-министром Невиллом Чемберленом гарантий Польше в 1939 году.
Напомним, что аналогичное политическое решение о неизбежности войны с Западом за пересмотр Версальских соглашений немецким руководством было принято фактически с момента прихода национал-социалистов к власти. Как известно, немецкие профессиональные военные в меру своих сил составляли оппозицию Гитлеру при обсуждении вопросов предстоящих операций до начала Второй Мировой войны.
Холодная война 1946-1991 годов заметно отличалась по своей конструкции от предыстории двух предыдущих глобальных конфликтов. Участники холодной войны очень быстро (США и страны Западной Европы в 1949 году, СССР и европейские социалистические страны в 1955 году) выстроили политическую и техническую (военную) архитектуры предстоящего конфликта.
Фактически, с момента создания НАТО в 1949 году, мир находился в одном шаге от развязывания глобального конфликта, и если создание Организации Варшавского договора в 1955 году что-то изменило в этой ситуации, то только то, что перспектива глобальной ядерной войны отодвинулась на полшага дальше.
Решающую же роль в развертывании и последующем окончании холодной войны сыграл третий компонент архитектуры, идеологический. Идеологическое противостояние свободного мира и стран социалистического содружества парадоксальным образом придало перспективу и конструктивность устрашающим сооружениям холодной войны, поскольку ключи к победе в противоборстве необходимо было искать не столько в военных решениях, катастрофичность которых интуитивно осознавалась обеими сторонами, сколько в развертывании преимуществ конкурирующих образов жизни.
Можно было выиграть экономическое соревнование, первыми отправить человека в космос, высадиться на Луне, колонизировать Марс, построить коммунизм к 1980 году, или расширить число своих клиентов в Третьем мире, или «распропагандировать» население оппонентов так, чтобы они добровольно, или более-менее добровольно приняли ценности другой стороны, что, собственно в итоге и реализовалось.
При рассмотрении основополагающих документов холодной войны, в частности фултонской речи Уинстона Черчилля, так называемой «длинной телеграммы» Джорджа Кеннана, или, например, соответствующих разделов решений съездов КПСС выявляется определенное сходство между ними, так как идеологический выбор каждой из сторон трактовался как, если можно так выразиться, «добросовестное заблуждение», и демонтаж соответствующей идеологической конструкции означал автоматически и демонтаж генерируемого ею конфликта.
Заметим, что в настоящее время (условно определим его как «новая холодная война») основным признаком является полная компрометация и военных, и политических и идеологических инструментов. Фактически каждым шагом и конечным результатом в конкуренции ведущих мировых держав (1914-1918 годы, 1939-1945 годы, 1946-1991 годы) опровергался каждый следующий рабочий инструмент конкуренции. Сначала стерли в порошок военных, затем политиков, затем идеологов.
Можно спорить о том, когда именно началась «новая холодная война», в 1998 году ли, как считал Джордж Кеннан, комментируя обсуждавшуюся тогда политику расширения НАТО на Восток, в 2008 году ли, как предположили на Западе, обсуждая операцию российских вооруженных сил в Южной Осетии, в 2014 году ли, когда так было квалифицировано возвращение Крыма в состав России, или в 2018 году, как утверждает генеральный секретарь ООН Антониу Гуттериш, говоря о развитии кризиса вокруг Сирии. В любом случае, упомянутые даты фиксируют определенные стадии одного и того же процесса.
На деле «новая холодная война» представляет собой конкуренцию ведущих мировых держав в многополярном мире, каждая из которых действует в рамках собственных национальных интересов. В каком-то смысле это «raison d'État без raison d'État» и «Realpolitik без Realpolitik», так как инструменты урегулирования многосторонних кризисов методом равновесия сил, видимо, безвозвратно утеряны в ходе развития ведущих мировых держав.
В практике методов Ришелье, Бисмарка, Ллойд-Джорджа, Рузвельта, Черчилля и Сталина, скорее всего, могло бы быть найдено решение частным случаям вроде российского суверенитета над Крымом, политической реконструкции в Сирии, или воссоединения КНР и острова Тайвань.
Также следует отметить, что в настоящее время исчезла ещё одна характеристика времен классической холодной войны и предшествовавших войн – массовые вооруженные силы и мобилизационные экономики. Сегодня вооруженные силы ведущих держав скорее напоминают элитные профессиональные армии периода Ancien régime и «кабинетных войн», невзирая на всю изощренность технологического оснащения.
Таким образом, позволителен вывод, что то, что происходит сегодня, это ни холодная война, ни новая холодная война. Скорее, «многополярная конфронтация», и основным вопросом в ней в настоящий момент является то, как игроки могут легализовать и гарантировать свои интересы и приобретения.
Информация